Принцип действия - Страница 57

– В «меха»! Живо!

Снова толкает, да так, что Шайя едва не падает, тащит волоком с неожиданной для своего хлипкого с виду телосложения силой, тащит прямо в направлении бомбы. Поняв замысел, Шайя вырывается, бежит сама, перепрыгивает крутящийся сизо-черный бочонок, начиненный бездушной неумолимой смертью, в голове ни одной мысли, а желание лишь одно – исчезнуть, спрятаться.

Прыжок с разбегу, подошвы ботинок звенят о выдвинувшуюся навстречу лифтовую площадку «Победителя», которая тут же уносит ее в механическое нутро робота. Последний взгляд, до того, как захлопывается люк, выхватывает зал. В центе, выплясывая смертоносный танец, синхронно крутятся уже пять бомб. Не обращая на них внимания, из пола выскакивают Петр и Санек, отчаянно бегут каждый к своему «меху». Петр в черном комбезе, гибкий, подвижный, опасный, «тигр-в-прыжке», он словно скользит в стремительном беге, а массивный Санек, не успев облачиться должным образом, несется к своему «Разрушителю» в одном белом нательнике, сам – словно разогнавшийся робот.

Картина настолько безумна, сюрреалистична – крутящиеся бомбы, бегущие люди – что сознание отказывается воспринимать ее всерьез.

Люк захлопывается, Шайя падает в кокон, голова ныряет в нейрошлем. Ее колотит крупная дрожь. Почему они не взорвались? Почему…

Ложемент КоЖи обволакивает ее искусственной плотью, сознание падает в глубину загрузки…

Броня «Победителя» глушит грохот взрыва и принимает на себя удар взрывной волны. Пятидесятипятитонного великана срывает с места, словно игрушечную кеглю. Хрупкий внешний мир раскалывается и рассыпается на тысячи осколков.

11. Сомаха Олиман

Разогнавшись до сорока километров в час, «Следопыт» вломился в жесткий панцирь из кронообразующих листьев, пробил его, на миг окутавшись белой взвесью вновь потревоженного снежного покрова, и выбрался в транспортную траншею, которую я покинул всего минут двадцать назад на грузовозе. А казалось – целую вечность.

Пару сотых секунды ушло на анализ ситуации.

Беглого взгляда хватило, чтобы понять – конвой приказал долго жить. Радары и сканеры тепловой активности выдавали весьма неутешительную картину. Оба БМП «Крот» и танк «Жигало» дымились в колее, продырявленные и оплавленные огнем – не помогла ни броня, ни вооружение, когда попали под удар боевых роботов. А оба робота конвоя, служившие его охранением, ожесточенно дрались между собой.

Все оказалось гораздо хуже, чем я ожидал. Не было никакого противника. Люди и техника конвоя уничтожали друг друга. Вирус «миротворцев» с лихвой выполнил свою черную задачу.

Несколько солдат еще были живы, залегли в снегу по обе стороны от ближайшего ко мне «Крота», их тепловые следы отчетливо виднелись на экране инфрасканера. Как только я выбрался из Леса на «Следопыте», двое из них шевельнулись.

Система слежения выдала предупредительный сигнал. Оба солдата целились в меня из маломощных ракетных установок, способных крепко навредить разве что легкому танку. Я включил бортовые громкоговорители, рявкнул:

– Лежать, не двигаться! Я на вашей стороне! Не вмешивайтесь, с роботами разберусь сам!

– «Шершень» наш! – донесся до аудиосенсоров слабый человеческий голос одного из солдат.

– Знаю.

Я помчался дальше, в сторону сцепившихся роботов, прессуя и разбрасывая широкими стопами «Следопыта» невесомый снег. Оплавленные корпуса «Кротов» мелькнули слева, черный дым мягкой маслянистой рукой коснулся белоснежной брони «Следопыта», соскользнул. Я непрерывно посылал радиозапрос на «Шершня»:

«Грегори, говорит Сомаха. Нам нужно скоординировать действия».

Наконец «Шершень» откликнулся, ожила внутренняя связь и на экране проявилась напряженная, взволнованная физиономия Грегори Верного:

«Бей по ногам. Я хочу спасти Болтуна. Полагаю, он сейчас ни черта не соображает, за него действует „Пацифист“. Нужно заставить систему жизнеобеспечения произвести катапультирование».

«Принято».

Дальше говорить было не о чем, и так все предельно ясно.

Судя по технической информации, поступавшей на мои экраны, у самого «Шершня» система жизнеобеспечения тоже серьезно пострадала. Изъеденный плазмой правый бок потерял белоснежный окрас, часть верхнего слоя брони слезла, демонстрируя россыпь серых пятен – словно проступили чудовищные язвы. Спарка малых лазеров правой руки спеклась, более ни на что не годная, от ракетной установки правого уловного плеча остался лишь пенек, а сам контейнер с направляющими валялся в снегу недалеко от места битвы. Боеспособными у «Шершня» остались лишь левое РЗУ «Ветер-6» и средний лазер левой руки, и теперь Грегори старался подставлять под удары уже изувеченный правый бок, чтобы сохранить из вооружения то, что осталось. В поединке с «Кровавым Гончим», который был на пятнадцать тон тяжелее и бронирован гораздо лучше «Шершня», Грегори Верный определенно проигрывал. Кроме того, его действия выглядели весьма неумелыми.

Ничего, я уже рядом.

Прицельная сетка наводящего блока легла на левое колено «Гончего», оставалось лишь сделать залп из всего имеющегося вооружения – как только я сближусь на дистанцию уверенного поражения из плазмопушек. Бить нужно только наверняка. Я тоже не хотел, чтобы Макс пострадал. Ему и так уже досталось. Как же ему не повезло с этим поганым вирусом. Странно, мне казалось, что для пилотов все еще действует запрет на использование лоцманов в боевом режиме…

Окутавшись пламенем прыжковых установок, «Шершень» с ревом взлетел, явно собираясь пройтись над «Гончим» и полоснуть его лазером сверху. Но не успел набрать высоту, как ослепительная вспышка озарила правую руку «Гончего», сгусток плазмы, исторгнутый плазмопушкой, ударил «Шершню» прямо в брюхо. Безумствующее пламя окутало весь низ робота, заглушив прыжковые сопла и швырнув его в сторону. Словно снаряд из чудовищной катапульты, «Шершень» рухнул на склон Покрывала, с треском пробил его и провалился в разверзшуюся дыру, как в бездонный колодец. Треск и грохот, взметнулась белесым облаком сухая снежная взвесь, робот пропал из виду и теперь лишь прощупывался сканерами.